Г. Перетяткович. Поволжье в 17 и начале 18 века. 1882 г.

ГЛАВА I Природные условия Свияжского уезда во второй половине XVI века и заселение его...

...в бывшем Казанском царстве появляется значительное количество русских людей, которые приходят сюда большею частью в виде небольших общин и с соизволения правительственных лиц занимаются здесь на льгот свободные земли....

... переселенцы еще до своего поселения на новом месте составляли небольшую общину людей, соединенных между собой некоторыми интересами. Льготы, даваемые поселенцам на первые годы здесь, как и в других местах России, состояли обыкновенно в освобождении насельников от всяких платежей и других тягостей на несколько лет... чтобы они могли обзавестись домом, устроится хозяйством и устранить те природные препятствия для земледелия, которые здесь встречались в лесах и болотах...

...По истечении же срока льготы община облагалась со стороны правительства, или пахотою, или же оброком, величина которых обусловливалась пространством крестьянской пашни, положенной в определенную единицу поземельной меры, именуемой вытью; величина выти в Казанском и Свияжском уездах в продолжении XVI столетия ровнялась 10 четям в каждом из трех полей, или же 15 десятинам...

...Из свободных земель в Свияжском уезде прежде всего могли привлечь к себе переселенцев так называемые пустоши, ибо здесь уже прежде находились поселения и следовательно предшествовавшим трудом на них могли быть устранены некоторые препятствия для обработки земли. ...

... Но если здешние пустоши некоторыми своими особенностями могли привлекать к себе русских насельников, то, с другой стороны, в них должно было встречаться и такое свойство, которое могло заставить поселенца остановить свое внимание на земле, хотя и покрытой вековым лесом, но обещающей более выгоду, чем соседняя пустошь, нередко истощенная в своих производительных силах прежними своими хозяевами – инородцами и вследствие этого покинутая ими.

На существование таких пустошей в Свияжском уезде указывает то обстоятельство, что иные из них оставались некоторое время не обработанными, не смотря на то, что приписанными были к довольно значительным селам и монастырям, находясь по соседству с ними 1). Что касается того, где и при каких условиях селились русские переселенцы, то на основании писцовой книги 1567 года можно указать на следующее. Как уже замечено было, почва Свияжского уезда большею частью была покрыта вековыми лесами, среди которых текли в изобилии реки разной величины; поэтому поляны, встречавшиеся у значительных рек, особенно на возвышении – на горе, "на гриве, на враге" – преимущественно останавливали на себе внимание русского земледельца. Но таких мест здесь не могло быть много, вследствие этого и поселения "на диком поле" встречаются значительно не часто. Напротив того починки, деревни и займища в лесу составляют обычное явление в это время в Свияжском уезде...

...Под пахоту занималась земля хорошая, плодородная, что было естественно в стране, мало тронутой земледелием, где было много свободных земель. Земля обозначается в писцовых и переписных книгах не только в данное время, Но и позднее, следующим образом: "пашни паханные добрые земли" столько – то...

...Вследствие огромных лесов, а иногда и болот, покрывавших собою большую часть Свияжского уезда, а также от того, что русские насельники являлись с очень незначительным имуществом для заведения своего хозяйства, правительство же и монастыри, кроме свободы от тягостей на первые годы, были не особенно щедры на помощь им, они на первых порах не были в состоянии обработать значительное количество пахоты....

...Если мы теперь с правой стороны р. Волги и Свияги обратимся к левой стороне последней, где находится старое сельцо Городище и др. поселения Троицкого Свияжского монастыря, то и здесь мы встретимся с колонизационной деятельностью русского поселенца. Поприщем этой колонизации послужили свободные и отчасти девственные земли по рекам Большой и Малой Бирле, притоках реки Свияги с левой стороны. В конце 60-х годов на реке Бирле находилась лишь одна деревня Агишево, которая с одной стороны, количеством населения и пахоты указывает на недавнее появление здесь, с другой – своим названием и довольно значительным перелогом намекает на то, что в этом месте до появления русских существовало, вероятно, инородческое поселение, оставившее по себе след в названии местности. Кроме того, в деревне Агишево есть особенность, как бы указывающая на то, что ее первые поселенцы были не русские люди: в писцовой книге прямо сказано: «а живут в ней полоняники,» после чего поименованы 5 дворов с их хозяевами, которые однако же названы не таким образом, как это делается обыкновенно в русских поселениях: именем и отчеством, или же прозвищем, а называются одним лишь уменьшительным именем, причем в среде их встречаются такие имена, как Якуш и Улянко. К концу 19 столетия на р. Бирле, среди монастырских поселений встречаем три деревни, вместо прежней одной, и один починок; две деревни населены довольно порядочно, одна же, менее значительная из них, своим названием указывает нам на то, общине какого поселка она обязана своим происхождением: «деревня Уланково, что был починок Уланков»; среди угодий деревни – починка по прежнему встречаем «лесу пашенного около пол по смете 7 десятин с половиною». Относительно двух поселений на р. Бирле сказано, что они «поставлены после писцов» ( т. е. после описи 1567года) «по государево жалованной грамоте в 83 году» (1567), следовательно для них была получена земля монастырем от правительства вновь.[29]

Обращаясь, наконец, к сельцу Городище, которому в начале колонизационной деятельности Троицкого Свияжского монастыря могла принадлежать значительная доля влияния, увидим, что в данное время развития этого центра было очень слабое сравнительно с другими поселениями этого монастыря. Так, нам известно, что в 60-х годах этого столетия, вследствие деятельности сельца Городища, на монастырской земле в его соседстве появляются два починка – Питыкин и Новый. Притыкин, как мы уже видели, к концу столетия увеличился и стал деревнею Куземкиною, а починок Новый, стоявший у того же Кривого озера, у которого находилось сельцо Городище, увеличился пахотою с осьмухи в каждом из трех полей до десятины в трех полях; но пахотная земля Нового починка, отмеченной прежде «доброю землею », к концу 16 столетия, «выпахалась» и теперь стала «худой землей»; самый починок, имевший прежде один пустой крестьянский двор, теперь не обладает им, - о нем сказано просто: «а тот починок пашут наездом из сельца Городища». Кроме незначительного увеличения пашни, в сельце Городище значатся распаханными 2 десятины перелога или пустоши Белобородеевской, которая была «припущена» к нему. Таким образом монастырская пашня в сельце Городище за 25 лет увеличилась почти лишь но одну распаханную пустошь в две десятины! Но и эта незначительная выгода является очень сомнительною, если мы примем во внимание достоинство пахотной земли, которая и прежде не была богата плодородием, - она, как мы уже говорили, не была отмечена обычным эпитетом «добрая земля», - за это же время она истощилась в своей производительности, так что вся обозначена «худою землею[30]». Но если успехи пахоты, вследствие неблагоприятных свойств почвы, - на которой было основано сельцо Городище, главным образом, - болотистости, были сомнительны, то изобилием той же влаги в этом месте обуславливалась успешностью др. хозяйственный занятий этого сельца. Уже в 60–х годах построена была «против сельца Городища за рекою за Свиягою на светлом ручью мельница Большое колесо; да к той мельнице прибавлено лугов, старых покосов по обе стороны ручья и новых росчистей 250 копен, да остров за светлым ручьем в одну версту длины и полверсты поперек»; к этому следует прибавить, что в это время это была единственная мельница во всех вотчинах Троицкого Свияжского монастыря. Вследствие одновременного существования русской земле двух правительств, из которых каждое почитало себя как бы законным, для честолюбия и своекорыстия многих смелых и энергетических людей на Руси открылось поприще широкой деятельности. Образовались воровские шайки, которые не только грабили беззащитные села и деревни, но нападали на укрепленные города и осаждали их. Понятно, что подобные шайки должны были отличаться особой людностью и смелостью в Поволжье. И действительно, мы знаем из летописи, что в царствовании Шуйского «Мордва и ботинки, и боярские холопы, и крестьяне собрались придти на Нижний город, осадить»; при этом летописец свидетельствует, что скопищем начальствовали двое Мордвинов, которые, стоя под Нижним, «многие пакости делали»[44]). Дерзость таких шаек в Поволжье усилилась особенно в разгаре смутного времени, около 1610 и 1611 годов; так, игумен Чебоксарского монастыря пишет: «в смутное время приходили в Чебоксары вольские казаки и они в те поры город Чебоксары взяли, и прежнего их игумена Геласия с башни скинули и многих посадских людей в те поры побили… и казну заграбили»[45]). Черемисы в 1609 году взяли и сожгли город Цивильск[46]). Затем в 1609 году и в 1611 шайки воровских людей осаждали город Свияжск и так распоряжались в его уезде, что многие люди по выражению современников «разбрелись». Вотчины Богородницкого Свияжского монастыря, лежавшие недалеко от города Свияжска, - село Исаково с деревнями, тянувшими к нему, о которых выше оговорено, все были «от изменников выжжены, а крестьяне побиты, а иные в осаде померли, а иные разбрелись».[47]) Справедливость требует заметить при этом, что разбойнические движения в Поволжье не пользовались сочувствием всех инородцев и татар. Среди них отделилось не мало людей труда и порядка, которые в то время поддерживали русских воевод, дворян и детей боярских, сидели вместе в осаде и с русскими же вместе терпели лишения и опасности, как в городе, так, вероятно, и в уезде; воеводы русские со своей стороны помогали в осаде подобным инородцам и татарам наравне с русскими, чем только могли[48]).

Хотя с избрания Михаила Федоровича Романова на престол и прекратилось междуцарствие, но далеко еще не прекратились смуты[49]); это особенно следует отнести к Поволжью, где находилось не мало воровских шаек, которые по-прежнему продолжали опустошать край. Понятно, какие чувства такие опустошения возбуждали здесь в русских людях и в тех инородцах, которые склонны были к мирному земледельческому труду, каковыми преимущественнее других были Чуваши и Мордва: они покидают свою родину, где не находят безопасности, и с небольшим имуществом отправляются в отдаленные отсель места. Здесь они выбирают для поселения место, не только удобное для земледелия, но вместе с тем обладавшее и другими выгодами, которыми они дорожили в это время: они селятся подле Волги в местах пустынных и незаметных с реки, где вследствие этого меньше всего можно было ждать нападения шаек, шнырявших по Волге. При подобных условиях произошло основание и заселение Чувашской деревни Пролей-Каша. В 1611 году несколько Чуваш Свияжского уезда пришли в Тетюшский уезд и на юге от Тетюш в 15 верстах от города облюбовали «дикое поле»; поле это лежало недалеко от засеки подле Черного леса, к которому «прилегли татарские отчины бортыя угодья». Место было выбрано поселенцами очень удачно: у деревни протекала речка Черемшанка, впадающая в Волгу; вблизи находилось озеро Крестовое, соединявшееся с Волгою, а около прилегла «дикая степь» со стенными покосами. Это место, богатое всякими угодьями, лежало подле самой Волги, но было закрыто и незаметно со стороны реки[50]). Эти выгоды привлекли сюда Чувашей не только из соседнего Свияжского, но и из других уезда; в один лишь 1615 год в Пролей-Кашинскую деревню прибыло до 15 человек, семеро из Свияжского уезда. В 1618 году, когда деревню описывал Матвей Пальчиков, она вся состояла из 39 дворов Чувашских, среди которых было 34 двора крестьянских и 5 дв. бобыльских.

Все Чуваши-переселенцы правой нагорной стороны Волги. Более всего, как и следовало ожидать, было переселенцев в Пролей-Каши из соседнего Свияжского уезда – 19 дворов; затем соседний Свияжскому и выше его лежащий по Волге Цивильский уезд выслола в деревню 10 дворов; уезд соседний с Цивильским, по Волге, Чебоксарский, выслал сюда 7 дворов; Курмышский уезд, выше Чебоксарского, выслали лишь 2 переселенцев, и наконец из Кадомского уезда, лежащего в стороне от Волги, во всей деревне был только один переселенец. Пахотной земли у переселенцев, семь лет спустя, было еще немного: всего 10 четвертей в каждом поле или 15 десятин; но зато среди угодий значатся: «3 мельницы мутовки, на р. Черемшан, которые были за ними на оброк, да кроме того, озеро Крестовое и сама речка Черемшанка[51]). По всей вероятности, к этим же годам относится выселение и других «уездных людей Свияжского и Цивильского уездов», которые селились от Тетюш на расстоянии 5, 6, 10, 20 и больше верст. Предполагаем это потому, что в 1619 году, по дозорным книгам, в таком именно расстоянии от Тетюш земли заселены были крестьянами, ясачными татарами, Чувашами, Черемисами и Мордвою Свияжского и Цивильского уездов[52]). Подобный наплыв переселенцев из уездов верхнего Поволжья не мог остаться без влияния в частности на отдельные поселки в Тетюшском уезде. И действительно, если мы обратимся снова к селу Федоровскому и сравним его прежнее состояние с тем, каким оно являлось вскоре после междуцарствия, то увидим, что в нем в 1616 году вместо прежних 18 дворов крестьянских и 7 дворов бобыльских, находится уже 60 дворов крестьянских нельготных и 47 дворов таких крестьян, которые жили на льготе; бобылей в селе в то время было 26 дворов. Кроме того теперь к селу Федоровскому тянет Тинчюрине починке, который появился в соседстве и, вероятно, при содействии общины села Федоровского; в Тинчюрине починке в это время состояло 34 двора крестьянских и 3 двора бобыльских. Но не один лишь русский починок тянул к селу Федоровскому – к нему были приписаны еще две мордовские деревни – починки, из которых в одном находилось 19 дворов, а в других 9[53]).

... что в двадцатых годах XVII столетия в среде Поволжан существовало стремление к населениям, при чем переселения происходят, главным образом, в направлении к Низу. Так, на посаде Кузьмодемьянском в конце двадцатых годов оказалось, сравнительно с 1622 годом, «прибылых, живущих своими дворами», 19 посадских дворов, между которыми попадаются люди с такими прозвищами, как «Нижегородец» и «Лысковец»[66]. Впрочем крестьяне Поволжья выселялись в это время не в один лишь соседние или же близкие места к переселенцам, как указанные нами, но и в более отдаленные земли. Конечно, в места ближайшие перейти было легче и удобнее; поэтому подобные переселения должны были совершаться охотнее и чаще, чем в отдаленные и слабо населенные страны; но на родине иногда для земледельца наступали условия, при которых никакое расстояние не останавливало его от переселения...

...Следует предполагать, что человеку, который решился навсегда расстаться с родиной, жилось в ней не особенно хорошо. Поэтому, покидая насиженное место, он не мог уносить с собой большого имущества; особенно это следует сказать относительно того случая, когда переселенец имел в виду места, далекие от своей родины. Очень редко переселенец обладал достаточными средствами, чтоб он мог на месте, где решил поселиться, сейчас же заняться постройкой для себя избы. Вследствие этого поселиться на время у кого-нибудь из местных людей, перебиться кое-как некоторое время, помогая своей работой человеку, который его принял в свою избу, было часто для переселенца на новом месте необходимостью. Впоследствии, обзаведясь своей избой и некоторым хозяйством, переселенец, по естественному расчету, должен был брать на себя сначала небольшой оброк, поджидая, когда у него подрастут дети и увеличатся его хозяйственные средства. Поэтому переселенец чаще всего должен был являться на новом месте захребетником, подсоседником или соседом у местного крестьянина или у бобыля; иногда, впрочем, очень редко, даже у соседа встречается подсоседник или захребетник. И вот впоследствии сосед или захребетник становится бобылем и затем уже делается крестьянином. Но при поддержке на новом месте со стороны общины, членом которой становился переселенец, или же при помощи землевладельца, на земле которого селился, он мог сразу, смотря по семье, - если были взрослые, - и по поддержке, стать бобылем или же крестьянином[71].

... в 1619 году Московским правительством разослана была по городам окружная грамота, в которой сказано: «мы приговорили во все городы, которые не были в разоренье, послать писцов; а которые городы были от Московских людей или от Черкасс в разоренье и в те городы послать дозорщиков добрых», чтобы сделаны были описи «в правду»[83]. Эта общая перепись производилась до 1625 года. Но, так как большая часть книг, составленных в это время, сгорела в Москве в большой пожар 1625 г., то правительство распорядилось вновь переписать те земли, книги которых сгорели; эта перепись продолжалась до 1630 года, и составленные книги отосланы были в приказ. По этим книгам и стали собираться доходы с дворов; они действовали до 1646 и 1647 годов, когда составлены были новые описи и книги[84]. Так как в 1646 г. все вышеупомянутые починки и деревни уже встречаются в описях, то мы на основании выражения описи 1652 г. об них: «а в жалованной грамоте (монастырю) и в старых в писцовых и в дозорных книгах тех деревень и починков затем монастырем не написано»,[85] можем предположить, что вышеупомянутые деревни и починки возникли приблизительно между двадцатыми и сороковыми годами. Относительно второго вопроса мы в состоянии дать более обстоятельный ответ: из четырех деревень и четырех починков, появившихся вновь у Троицкого монастыря в Свияжском уезде, 4 поселка основаны были «на ключе», остальные на речках и реках. Кроме того об них о всех сказано: «а поставлены те деревни и починки после прежних писцов и дозорщиков на монастырском диком лесу»[86].

В пятидесятых годах XVII столетия (1652 — 1653гг.) произведена была новая опись Свияжскому уезду, и копия с этой писцовой книги сохранилась; поэтому мы можем видеть те изменения, которые произошли в некоторых отношениях за этот небольшой промежуток времени в селах и в деревнях Свияжского уезда. Первое, что выделяется в писцовой книг половины XVII столетья, сравнительно с описью конца XVI столетия, это — малочисленность в большинстве монастырских вотчин крестьян и бобылей, живущих на первоначальной земле. По-видимому, погром смутного времени был так велик, что приращение населения посредством нарождения в продолжение нескольких поколений не могло сгладить той убыли, которую потерпели крестьянские общины на монастырских землях во время междуцарствия. Затем обращает на себя внимание большое количество населения на «примеренной лишней земле», сравнительно с числом поселенцев на первоначальной земле. Судя по увеличению населения на примеренной земле, прилив новых насельников на монастырских землях в Свижском уезде должен был быть довольно велик. Понятно, что этот прилив не мог быть одинаков во всех монастырских вотчинах: на бойких местах, как, например, в Большом и Нижнем Услонах с некоторыми тянувшими к ним деревнями, равно как в селах: Новом, Исакове, и в иных пунктах, прилив был очень силен, — в других же местах он был гораздо слабее. Вместе с умножением населения на примеренной земле заметно и сильное увеличение здесь пахотной земли, которая при значительном умножении населения иногда в несколько раз превосходит пахоту на первоначальной земле[98].

...Тетюшский уезд, подобно иным Поволжскими уездам, был посещаем в смутное время воровскими шайками; поэтому Казанские воеводы считали необходимым посылать служилых людей на ряду с другими Поволжскими городами и «под Тетюши»[117]. Но мы могли видеть уже по заселенно чувашской деревни Пролей-Каша, что в смутное время некоторые люди уходили в Тетюшский уезд из других Поволжских уездов и селились здесь на пустых и удобных местах, спасаясь от бурь междуцарствия. Судя по быстрому росту населения в деревне Пролей-Каша и в селе Федоровском, следует предположить, что небольшой Тетюшский увзд мог скоро восстановить убыль своего населения и оправиться от разорения эпохи смут. Чем же, однако, обусловливается сильное движение населения в Тетюшский уезд? По всей вероятности, обилие свободной плодородной земли и всякого рода угодий влекло сюда как предприимчивого русского человека, так и инородца. Некоторые факты, с которыми мы встречаемся в поселениях Тетюшского уезда в начале царствования Михаила Федоровича, могут подкрепить высказанное предположение. Спустя год после описи деревни Пролей-Каша, население ее осложняется новым пришлым элементом, сообщившим ей новый характер. В 1619 году в дозорных Тетюшских книгах эта деревня именуется уже не просто чувашскою, а «чувашскою и латышскою»; в другой раз здесь же при упоминовении о Крестовом озере, которым, как было сказано, прежде владели из оброка Чуваши деревни Пролей-Каша, говорится, что этим озером «владеют Пролей-Кашинские Латыши и Чуваша»[118]. Отсюда можно вывести, что вряд ли это был один или два Латыша, попавшие случайно в чувашскую деревню; по всей вероятности, их было более, ибо иначе трудно допустить ту общую окраску значительной чувашской деревни, которую делают служилые люди, Тетюшские старожилы, называя ее «чувашскою и латышскою». О чрезвычайном изобилии угодий в здешних местах может отчасти свидетельствовать следующее: Мордва деревни Кулунчи, тянувшая к селу Федоровскому, владела в это время «сенными покосы без дачи на диком поле по татарскому городищу и за городище» на 15 верст; сами крестьяне дворцового села Федоровскаго, «что под Тетюшами, владеют сенными покосы на диком поле до р. Брусянки, а от Брусянки до старого татарского городища без дачи на 15 верст и большие в длину»[119].

Само село Федоровское своим состоянием в 1619 году сравнительно с тем, каким оно было не только на рубеже между XVI и ХVII веками, но даже за три года перед этим, может свидетельствовать о значительной энергии, с которою земледельческое население России стремилось в страну, где начиналась полоса чернозема[120]. Сильно увеличившаяся пахота в селе Федоровском вместе с прибылым населением в нем самом и в починках, примыкавших к нему, доказывает наглядным образом, что русские люди и инородцы скоро оценили земледельческие преимущества здешней почвы сравнительно с супесью и суглинком коренной России и верхового Поволжья[121]. В конце сороковых годов крестьянская община дворцового села Федоровского вместе с общинами деревень, тянувших к нему, как к своему центру, переселены были на Симбирскую черту. Но большое количество пахотной земли, уже обработанной ими и оставленной, нагляднее всего свидетельствует об их культурной деятельности в Тетюшском уезде[122]. Вследствие такого наплыва переселенцев в Тетюшский уезд в более населенных его местах насельники пользуются уже не одними, хорошими землями, а обращаются и к таким, на которые они вначале, по всей вероятности, не обращали внимания...

...Благоприятные условия для земледелия, о которых речь была выше, искони существовали и могли к себе привлекать переселенцев из верхового Поволжья и других мест. Но рядом с благодатною почвою и богатыми угодьями поселенцев в этих, уже совершенно окраинных местах, искони же встречался с кочевыми обитателями соседних степей, которые всегда стремились поживиться плодами трудов окраинного населения. Русское правительство после присоединения этих земель обратило свое внимание на это обстоятельство. Сторожи, учрежденные в здешних местах для наблюдения за появлением неприятеля в степи, а потом засека, устроенная в лесу, были правительственными мерами для защиты населения здешней окраины. Вековой лес, тянувшийся на большое пространство, примыкая одной стороной к реке Свияге, и сам по себе мог служить некоторой защитой против конного неприятеля; но правительство распорядилось еще устроить в нем засеку, к которой окрестные жителя обязаны были в XVII столетии высылать с 10 дворов по человеку «с пищалями, с саблями и со всяким боем»[124]. Но само собою понятно, что рядом с мерами безопасности, которые предпринимались правительством в здешних местах должно было умножиться население и его благосостояние долженствовало увеличиваться; с этим вместе возрастала приманка и должна была разгораться хищность обитателя степи, который выжидал лишь наступления благопритного для него времени и обстоятельств. Мы видели уже, как кочевники старались воспользоваться, смутным временем для своих целей и как они стремились вместе с Заруцким поддержать и продлить на Руси междуцарствие, столь для них выгодное. Кроме того, вследствие умножения в Тетюшском уезде земледельческого населения, в нем должен был уменьшиться лес, задерживавший собой кочевого неприятеля во время его вторжения[125]. Действительно, старый черный Тетюшский лес с засекою, тянувшийся прежде на 10 верст в длину и на 8 поперек, в конце сороковых годов простирался лишь на 6 верст в длину и на три поперек[126]. При таких условиях старые меры должны были стать менее действительны для окраинного населения Тетюшского уезда. Отдельные факты, встречаемые лишь в памятниках сороковых годов, но совершившиеся, по всей вероятности, раньше, подтверждают только что высказанное. Нам уже известно[127], что в конце XVI столетия на юге от Тетюш появился пустынный монастырь, которому пожалована была «пониже монастыря на речке Черемше пустошь, Атары», — при чем прибавлено: «и черному священнику Ионе и старцу Нилу с братьею на той пустоши пашня пахати и сено косити и всякими угодьи владети»[128]. А в конце сороковых годов XVII столетия в писцовой книге написано: «Покровского монастыря, что в городе Тетюшех… что наперед сего была пустыня в Нижних Тетюшах, на Тетюшской же стороне, вниз реки Волги на берегу… реки Волги пустошь что была того монастыря деревня Атары под горами и под старым Тетюшским лесом на речке на Черемше… а на той пустоши старые селища, а по сказке того монастыря крестьяне были деревни — монастырской и крестьянские дворы, и те дворы от войны запустели… и пашенные земли перелогом и лесом поросли»[129]. Вследствие такого положения дел на здешней окраине, мы в сороковых годах XVII столетия уже встречаемся с новыми мерами со сторона правительства, назначенными для защиты окраинного населения[130]. С левой стороны Свияги на речке Карле, которая текла в пределах Свияжского уезда, основана была слобода, состоявшая из «полковых казаков», числом около 200 человек; назначение этих служилых людей, поселенных в слободе, вероятно, состояло в охранении и защите окраинного населения; за свою службу они получили по тогдашнему обыкновению пахоту и другие угодья в достаточном количестве. Своими прозвищами Карлинские полковые казаки свидетельствуют о своем сбродном характере, при чем главный контингент их представило Поволжье[131]. С правой стороны р. Свияги, на притоке ее около Тетюшской засеки, построен острожек, который от речки Килни, у которой стоял, получил название Килнинского острожка; «поставлен» он был здесь собственно «для приходу воинских людей», т. е. для защиты окраины от неприятельского вторжения[132].

Трудно сказать, на сколько последние меры в соединении с прежними доставляли надежную защиту окраинному населению правой стороны Поволжья. Но если принять во внимание отрывочность и даже некоторую случайность таких мер, как основание в одном месте казачьей слободы, а в другом постройку острожка; если вспомнить, что засеку охраняли крестьяне и бобыли, о которых их землевладельцы свидетельствуют правительству, что они «люди пахотные, а не служилые, и им-де то дело (охранение и защита засеки) не за обычай»[133], — если, говорю, принять все это во внимание, то нельзя не усомниться в действительности таких мер для защиты пограничного населения. Ненадежность подобных мер в сороковых годах XVII столетия должна была стать ясна и для самого правительства, потому что на окраине же, но только в другом месте, оно получило возможность оценить в это время действительность иной меры для защиты пограничного населения от вторжений кочевников.

...Мы знаем, например, что, кроме города Симбирска, в 1648 году построен был и город острог Инсар с частью своей черты, которая упоминается в этом же году[140]. Как для построения города Симбирска, острогов и острожков на черте, так и для заселения этих укреплений воинскими людьми. Московское правительство обращалось прежде всего к ближайшим местам и затем уже к более далеким от черты. Так, нам известно, что все население большого села Федоровского, вместе с жителями некоторых поселений, тянувших к этому селу, находившемуся недалеко от Тетюшской засеки, переведено было на Симбирскую черту[141]. Все военное население Килнинского острожка вместе с полковыми казаками Карлинской слободы переселено было также на Симбирскую черту[142]...